Неточные совпадения
— Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! — сказал хозяин и остановился: громко, по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отдаленный стук в чугунные доски. Дело
потянуло за полночь. Костанжогло заметил, что в самом деле пора
на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного
сна друг другу, и не замедлили им воспользоваться.
И с внезапной острой тоскою в сердце он понял, что не будет ему ни
сна, ни покоя, ни радости, пока не пройдет этот проклятый, черный, выхваченный из циферблата час. Только тень знания о том, о чем не должно знать ни одно живое существо, стояла там в углу, и ее было достаточно, чтобы затмить свет и нагнать
на человека непроглядную тьму ужаса. Потревоженный однажды страх смерти расплывался по телу, внедрялся в кости,
тянул бледную голову из каждой поры тела.
«У человека под пазухами или
на шее садится болячка червена, и в теле колотье почюет, и внутри негасимое горячество или во удесех некая студеность и тяжкое воздыхание и не может воздыхати — дух в себя
тянет и паки воспускает;
сон найдет, что не может перестать спать; явится горесть, кислость и блевание; в лице человек сменится, станет образом глиностен и борзо помирает».
— Новый-то — он старый. Моим подручным был. Ах, какой пекарь! Золото! Но тоже пьяница, и-их! Только он запоем
тянет… Вот он придет, возьмется за работу и месяца три-четыре учнет ломить, как медведь!
Сна, покоя не знает, за ценой не стоит. Работает и поет! Так он, братец ты мой, поет, что даже слушать невозможно — тягостно делается
на сердце. Поет, поет, потом учнет снова пить!
Чу!
тянут в небе журавли,
И крик их, словно перекличка
Хранящих
сон родной земли
Господних часовых, несется
На темным лесом, над селом,
Над полем, где табун пасется,
И песня грустная поется
Перед дымящимся костром…
Один остался в светелке Петр Степаныч. Прилег
на кровать, но, как и прошлую ночь,
сон не берет его… Разгорелась голова, руки-ноги дрожат, в ушах трезвон, в глазах появились красные круги и зеленые… Душно… Распахнул он миткалевые занавески, оконце открыл.
Потянул в светлицу ночной холодный воздух, но не освежил Самоквасова. Сел у окна Петр Степаныч и, глаз не спуская, стал глядеть в непроглядную темь. Замирает, занывает, ровно пойманный голубь трепещет его сердце. «Не добро вещует», — подумал Петр Степаныч.
«Ишь дрыхнут, псы смердящие, телки бесхвостые, — внутренно бранила она покоющихся мирным
сном Фимку и слуг. — Дрыхнут и горюшка им мало, что госпожа себе места не найдет нигде, что ни
на еду, ни
на сон ее не
тянет…»
В полночь он начал засыпать. Ему казалось, будто он во
сне слышит рыдания у окна своего. (Это рыдал Андрюша, прочитав ответ узника.) Но Антона так неугомонно, так сладко
тянуло ко
сну, что он не имел сил превозмочь его и проспал
на своем жестком ложе до зари.
Там некоторые из повстанцев ворвались в дом бывшего городничего, подполковника Лисовского, который со
сна, увидев вооруженных людей, принял их за разбойников и страшно перепугался; но потом, узнав между ними знакомых помещиков, и принимая вторжение за шуточную мистификацию, шутя
потянул за висевшую
на груди довудцы цепь с каким-то жезлом, и чуть было жизнью не заплатил за свою непочтительную выходку.